Когда впотьмах душа насытится пороком,
и думы мрачные наполнят ум с лихвой,
плеяда горечи из мглы сойдёт пророком,
и новый день взойдёт над нашею главой.

Диаметрально противоположный генéзису, -
мой путь от конечного в вечное
в общем фоне, - от смутного к тезису, -
не является жизнью, предтечею.
 
Шаль верховная зенки зашторила,
глаз замыт, как вспотевшие окна.
Аффективное за ночь пришпорило -
отлегло, сбросив в слово волокна.

Они меня превозносили,
а я с ними вовсе не считался,
зная, что не осилю
дело, за которое взялся.

Они видели во мне гения,
пока я пил с блядями на горочке.
Улететь бы вдаль с ветром... Где я?
Да всё там же, где грех - да под водочку.

Пока ещё жив - то не кончено, -
пока жонглирую словами,
не посчитаю просроченным,
что вырвано с неба кусками,

что выбито в плаче и в воле
у безымянного неба глашатая.
Я отдам тебе всё, только долю
попрошу на счастливую жизнь.

Из колоды как черви ползут лишь тузы.
В заступ – бито. Игра не на жизнь, но вприсядку.
Я даю оголтелому барину взятку
и сползаю ручьями с поникшей лозы.

Он идёт грубо в ход. Карта к карте – отбой.
Козыри на руках; пальцы зябнут, скулят.
Стушевались за миг, поманив рыб червой.
Градом пот по лицу, дрожь от тела до пят.

Прорезая отход в край обрюзгший и злой,
я мотаю на ус, спотыкаясь с лозы.
И в момент апперкот накрывает вид мглой.
Я всё ближе к концу, я теряю тузы.

Иноземный фрактал в кладезь золото внёс.
Обнажив закрома, в злато тиф смерд занёс.
Изменив план игры, закрутив полосу,
гибнет сердце в тоске, испускает слезу.

Несмышлёную грацию дряхло трясёт.
Я спасаюсь в бега, чтоб спасти ценный плод.
От вальтов всех мастей, взятых с кона сирот
я бегу в тёмный лес через траурный брод.

Только чёрная глушь, из которой я вышел,
тащит шею к узде, всё ведёт на убой.
Я молюсь лишь за то, что сегодня ты дышишь,
что ещё не погиб, что покамест я твой.

Память многое стирает, что кажется
будто у жизни и вовсе начала не было.
Длинным коридором с дверьми представляется
жизнь, идущая от рождения к бренному.

За дверьми закрытыми, обветшалыми
под пологом воспоминаний затаились
хрустальные разочарования, шалости,
надежды, - всё, к чему мы когда-то стремились.

Детство скрыто за плотным туманом,
из которого мутными бликами
периодически выглядывает во рваном
пальто мальчик с нравами дикими.

Этот мальчик до боли знаком мне,
он мне родственник дальний, когда-то
своё сердце он высек на камне,
и хранил его словно придаток

к своей жизни подпольной, сокрытой,
погружённой в далёкие грёзы.
Помню точно, что мы были сшитой
единицей, не знающей слёз и

мук, и горечи, бед и лишений,
наблюдая за миром из склянки
стекла толстого, - тем драгоценней
нам казалась отчуждённость землянки.

Я был он, он был я, неделимое
друг от друга равноценное тождество,
разобщённое с обществом, мнимое.
Пустота из любви и убожества.

При сближении с миром нам чудилось,
что от нас все вокруг отступаются.
И мы заперли дверь, опаскудились,
прогоняя всех тех, кто врывается

в нашу жизнь, как стервятник, желающий
поживиться остатками, падалью,
но за маской остатков сверкающий
адуляр¹ полыхал синим пламенем.

Несмотря на боязнь встретить взглядом
чужака, мы подобно художнику
составляли в мечтах ряд за рядом
целый мир, став фантазий заложниками.

Каждый час мы творили как дышится
днём сегодняшним, жарко пылая
то романом, где сердце колышется
от любви, заполняя до края

чувством тонким, без разума холода,
то великим учёным, поэтом,
гений свой обнаруживший смолоду, -
так шли дни, шёл сюжет за сюжетом.

***

Но однажды, сентябрьским днём,
я предстал перед новой вселенной,
сердце вспыхнуло жарким огнём
в чувстве сумрачном, но совершенном.

В этот день положил я начало
мятежу против грёз побратима.
Всё рвалось в глубине, всё кричало,
что размолвка с ним необходима.

Я сказал ему: «Друг мой, смотри,
как прекрасен тот мир за окном.
Как же так, что с тобой мы внутри
склянки гибнем в удушье дрянном?

Я прошу, ты ответь, разве истинна
наша жизнь перед тем, что снаружи.
Посмотри, мир наполненный, лиственный,
все сердца в вихре чувственном кружит!»

«Неужель, - отвечал побратим, -
ты считаешь, что тлен этот в радость?
Всё наигранно, жалко, всем им
Не завидую я. Всю чреватость

жизни их наблюдаю насквозь -
всё тут глупость и вздор порождает.
Нам с тобой места там не нашлось,
в тех степях Человек погибает».

«Так и быть я скажу, что считаю быть сказанным.
Я увидел любовь не в мечтах, наяву».
«Тогда знай, что тебе не уйти безнаказанным.
Будь готов преклонить перед бездной главу.

Будь готов оголить своё чуткое сердце
перед теми, кому твой Поэт безразличен.
Будь готов отворить в мир страдания дверцу,
стать в ряд с теми, кто так же средь лиц обезличен.

В Нашем мире ты полностью волен
быть, кем хочется только тебе.
Ты в защите, в тепле, ты спокоен -
благодарен быть должен судьбе.

Только вспомни, как Те потешались
над тобою, сбивая с пути,
как над глупостью всякой смеялись, -
и к Ним ты решаешь уйти?»

«Уж лучше, - посчитал я, - умереть
в страдании, чтоб благостью потом
над прахом человеческим лететь,
Пускай, что это дастся мне с трудом».

^{1 -} Лунный камень (адуля́р) — относительно редкий минерал группы калиевых полевых шпатов, разновидность низкотемпературного ортоклаза. 

Сползая с веток языка,
я лес потоком слова снёс,
сошёл пожаром в немоту
и скинул тонны детских слёз.

Я реки вынес ко двору
и вылил бабам их в ведро,
чтоб те отведали на вкус
Адама хрупкое ребро.

А после брёл я в пустоте
средь звёзд хохочущих покорный,
и видел в праздной красоте
частицы своести бесспорной.

Я - луч, играющий в тряпье,
я соучастник игр в бисер.
Мне утро – спящее фойе,
мне ночь – театра закулисье.

И лязг хлыста в привычной клети
сочится визгами из уст,
когда на зареве столетий,
заместо чести вылез хлюст.

И ось сошла под гогот струй,
связав из плоти бесконечность,
чтоб натянуть потуже сбруй
на неприкаянную вечность.

Брожу по диким переулкам,
душа смирения полна.
меж темноты, раскатов гулких
в покое зиждется она.

Прошли года, и всё былое
в похмельном странствии своём.
Когда греховным диким воем,
смятенье сердце жгло огнём.

Податное твоё не возьму,
зыбью ловко глаза закрутились.
Затаскались зрачки, застыдились.
Водит в стороны конский хомут.
Среди прочих - ударом отсечь -
и хватить горлом мутной воды -
нами выращенные плоды.